Рубцы
Ее изводили методично. Намеренно. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду и каждый миг. Разбирали на частички и атомы, поливали реактивами, добиваясь нужной реакции, вешали на подоконник сушиться, слегка прокапав пергидролем – начать с белого листа. Она терпела, и это была агония.
Она зализывала раны в темной просторной комнате. Потолки 3,2 метра. Воздуха достаточно, чтобы разводить голубей на подоконнике, да и полетать им нашлось бы где. Только она не разводила. Животных она не особо-то и любила – хватало того, что по ней топтались и скреблись кошки, а растения быстро умирали – слишком темно. Какой уж тут фотосинтез.
Кислорода ей тоже не хватало. Ее душили. Постоянно. Но дать умереть не давали. Только она сдавалась, опускала руки и думала: «Вот, уже здесь, уже рядом, еще один шаг», как ей запускали немного воздуха, слегка приоткрыв тяжелую дубовую дверь. Она жадно ловила его губами, растворялась в нем, искала намеки на то, что скоро дверь распахнется полностью, а она снова будет дышать полной грудью, чтобы легкие болели и хотелось петь. Чтобы воздух пьянил. Чтобы кружилась голова.
Эти мгновения были редкими. Сначала раз в несколько дней. Затем раз в неделю – они решили, что она адаптировалась к условиям. Затем раз в две недели, иногда даже реже – чтобы не расслаблялась и при этом не умирала. Иначе неинтересно. Она снова и снова сдавалась, снова и снова умирала, воскресала и продолжала бой. Когда, казалось, ей уже было все равно, они придумали новое испытание.
Таинственно-больное и щемящее восторгом одновременно. Предвкушение свободы, предвкушение дыхания. И снова закрытая дверь, в которую она на радостях влетела головой, набив шишки и разбив лоб в кровь. Она лежала на полу в темной комнате и заливалась слезами. Было больно. Но она не понимала, как описать эту боль, потому просто нашла ей другой выход.
Она собиралась с силами и старалась не обращать на них внимание. Она завела себе таракана – однажды увидела его в углу. Бедняга боялся, что она его раздавит. Она же подняла, пощекотала усики, положила повыше – на подоконник, хоть свет до него и не добирался. Она смотрела на него часами, пела ему песни, кормила. Раньше она не понимала, что такое может быть. Она хотела показать его им. Но они не пришли.
Вместо этого они придумали для нее новую пытку – поливали кипятком. Сначала немного. Затем целыми ушатами. Она орала от боли, потому что не могла к ней привыкнуть, хоть это длилось годами. Раны рубцевались, но оставались. Потому что она, как любая душа, всегда полна рубцами…